В августе прошлого года Россия ввела продовольственное эмбарго против ряда западных стран в ответ на принятые ими экономические санкции. Тогда премьер-министр Дмитрий Медведев сказал, что государство и дальше будет поддерживать аграриев, и пообещал найти на это деньги. Для одного из крупнейших агрохолдингов страны – «РУСАГРО» – прошедший год выдался непростым: например, из-за дороговизны заемных денег компании пришлось отложить строительство свинокомплекса в Тамбовской области. А гендиректор «РУСАГРО» говорил «Ведомостям», что холдинг не приступит к новым проектам до утверждения новых параметров господдержки. Однако уже в марте этого года правительственная комиссия утвердила проектное финансирование дальневосточного свиноводческого комплекса стоимостью 16 млрд руб., а также Знаменского сахарного завода стоимостью 3 млрд руб. А по итогам 2014 г. «РУСАГРО» отчиталась о самых удачных финансовых результатах в своей истории. Где и на чем в дальнейшем планирует зарабатывать «РУСАГРО», Максим Басов рассказал «Ведомостям».
– Замечаете ли вы, что потребитель стал экономить?
– Согласно статистическим данным, потребитель начал экономить еще в прошлом году, и это видно в динамике покупок, особенно дорогих товаров. Что касается продовольствия, то люди едят столько же, сколько и раньше. Изменения произошли по категориям: например, люди стали потреблять меньше зелени, сократилось потребление мяса. А вот на сахаре и майонезе не экономят. Наш анализ показывает, что потребление сахара не зависит от ВВП на душу населения – оно зависит исключительно от кухни. Доход на душу населения влияет не на объем, а на способ потребления. Богатые люди потребляют сахар не напрямую, а в виде кондитерских изделий. Когда доход падает, люди начинают либо есть сахар в варенье, либо просто пьют с ним чай. В целом потребление продуктов питания в России упало, но в основном в среднем классе и в основном по достаточно дорогим импортным продуктам. У нас же в портфеле недорогие продукты, и по ряду категорий, например майонезу, потребление, наоборот, увеличилось.
Сегодня себестоимость большинства крупных российских производителей низкая и позволяет нам успешно конкурировать с импортным товаром по той же свинине. Мы не видим никаких рисков, просто будем увеличивать долю рынка.
– Вы говорите о низкой себестоимости, но ведь в конце 2014 г. – начале 2015 г. цены на зерно были очень высокими. А зерно в кормах занимает существенную долю.
– Все относительно. Долларовые цены на зерно сейчас находятся на одном из самых низких показателей в мире. Девальвация повлияла на рост цен, что несколько сгладилось экспортной пошлиной на пшеницу, которую, я считаю, вводить было совершенно неправильно. Но у нас есть возможность для сокращения затрат. В частности, в этом году мы полностью перешли на собственный соевый белок из Приморья. В растениеводстве идет несколько революций, одна из них – увеличение производства сои и кукурузы. На юге она происходит уже несколько лет, теперь добралась и до Центральной России. В «РУСАГРО» больше посеяли сои, чем сахарной свеклы. Скажи нам об этом несколько лет назад, мы бы не поверили. Также Россия резко сокращает импорт соевых бобов: два года назад ввозилось около 2 млн т, в прошлом – всего 1 млн т. Наращивается производство сои на Дальнем Востоке, в центре и на юге. Поэтому падает цена на соевый шрот и на корма.
– Насколько собственная соя позволила вам снизить себестоимость?
– Не сильно – меньше 10%. Я просто показал, как много есть способов, чтобы этого добиться. Самый главный фактор – повышение производства, что сильно снижает постоянные затраты. С точки зрения кормов это математическая модель. Существует библиотека, в ней больше 200 ингредиентов, и специалисты и консультанты, которые у нас работают, постоянно пытаются снизить стоимость корма введением дополнительных ингредиентов или другими способами. Каждый из этих ингредиентов не дает существенного снижения затрат, зато в совокупности... Надо просто каждый день заниматься и каждый день искать возможности – их очень много.
– «РУСАГРО» приобрела права требования к агрохолдингу «Иволга». У кого и какова сумма уступленного долга?
– Мы выкупили примерно на 900 млн руб. у Сбербанка.
– Есть ли у вас уже какие-то планы по модернизации завода, заложенного в долг?
– Пока мы только выкупили право требования, надо еще получить долю. Теперь идет процесс банкротства, в рамках которого, вероятно, произойдет возврат кредиторам сумм долга, либо это имущество будет продано с торгов. Тот, кто купит, возможно, сможет заняться модернизацией. Если мы его купим, то мы включим его в свою производственную цепочку и будем им заниматься.
– Еще какие-то активы «Иволги» интересны для компании?
– У нас куплены права требования к семи юрлицам, в том числе к сельхозпредприятиям «Иволга-центра». Это земли и элеваторы.
– Почему «Иволга» оказалась в сложной ситуации?
– У нее гигантское количество долгов и кредиторов. Банкротство должно было произойти рано или поздно. Теперь у государственных банков из-за санкций меньше доступа к капиталу, и они активнее стали идти на сделки по продаже долгов. Это позволяет надеяться части отраслевых игроков на реструктуризацию отрасли.
– АФК «Система» заявила, что хочет сформировать земельный банк в 1 млн га. Вам не предлагали партнерство?
– С «Системой» мы никаких переговоров не ведем, но наши акции любой может купить на рынке.
– ВЭБ хочет избавиться от агрохолдинга «Разгуляй», который банку достался за долги. Вам интересен этот актив?
– Мы интересуемся всеми активами, которые могут появиться на рынке. Если активы «Разгуляя» появятся на рынке, то мы, конечно, будем заинтересованы в том, чтобы купить их. Я не буду комментировать, ведем мы переговоры или нет.
– Сейчас обсуждается новая редакция закона о торговле. Как у «РУСАГРО» складываются отношения с ритейлерами?
– То, что происходит, – результат экономической ситуации. Если сети с кого-то могут брать до 30% и выше, значит, есть поставщики, которые на это согласны. Какие бы законы ни были приняты, если есть желание поставщика и покупателя, они найдут способ, как это оформить. Мы, конечно, приветствуем усилия правительства, направленные на ослабление сильной позиции сетей, но мы реалисты: в ситуации, когда для этого есть экономические предпосылки, это очень сложно. Главный способ – борьба с монополией в регионах. В регионе и муниципалитете доля сети не должна превышать определенный процент. На мой взгляд, это самое действенное и реально будет работать.
– Вы сказали, что на деятельность компании влияют внешние факторы, в частности, Минсельхоз с его регуляторными инициативами.
– Да, это еще один элемент неопределенности, к сожалению.
– Что вы ожидаете от нового руководства министерства?
– Самое главное, чтобы был свободный рынок и частная конкуренция. То есть меньше государства. Только так мы можем иметь эволюцию компаний и движение в сторону повышения эффективности. Второе: мы хотим постоянные правила игры, потому что это позволяет нам делать долгосрочное планирование и длинные инвестиционные проекты. Эти две вещи фундаментальны. Все остальное не так важно.
Конечно, мы заинтересованы в государственной поддержке. Я считаю, что [предыдущий министр сельского хозяйства Николай] Федоров сделал очень много правильных шагов, чтобы навести порядок в отрасли, и он его навел. Была правильно структурирована работа с союзами, погашены задолженности по кредитам, появившиеся при [его предшественнице Елене] Скрынник. Тогда [при ней] был абсолютный бардак и ничего хорошего не происходило. Деньги многим компаниям не доходили, все было очень неправильно. Я надеюсь, что при новом министре политика будет рациональная, понятная и открытая.
– Сейчас, когда основные начатые в европейской части России проекты «РУСАГРО» практически реализованы, насколько компания зависима от господдержки?
– В виде субсидий, в основном на свиноводческие комплексы, в последние годы «РУСАГРО» получает 2–3 млрд руб. в год. Это поддержка не только федеральная, есть небольшая компонента региональной поддержки. Сегодня ее оказывает только Тамбовская область, поэтому в последние годы «РУСАГРО» в основном инвестирует именно в этот регион. Нельзя сказать, что без поддержки мы бы зарабатывали на 2–3 млрд руб. меньше, потому что в этом случае ряд проектов просто не был бы запущен. Для нас сегодня господдержка не является существенным фактором. Если посмотреть на чистую прибыль, то на нее значимо влияют только четыре фактора. Самый главный – курс рубля, и мы заинтересованы в слабом рубле. Второй фактор – цена на свинину, которая сейчас тоже зависит от курса рубля. Третий фактор – выход сахара в свекле. Четвертый – мировая цена на сахар. Но у нас достаточно диверсифицированный бизнес, мы к шокам устойчивы.
– А 16 декабря 2014 г., когда ЦБ за ночь поднял ключевую ставку на 6,5 п. п. до 17%, для вас стало шоком?
– Да, стоимость кредитов выросла до 30%. Нам срочно нужен был кредит, и мы на две недели вынуждены были взять кредит под 30%. Сегодня главная проблема – стоимость краткосрочного кредита. Но это не проблема для бизнеса: ставка субсидирования в сельском хозяйстве – более 14%. А в проекты при высокой процентной ставке по инвесткредитам мы не инвестируем. В целом по компании по существующим кредитам эффективная процентная ставка составляет 2%.
– А по новым?
– В Приморье ставка в рублях будет менее 5%. Если не иметь проектного финансирования, то с учетом субсидирования 8,25 и 15–16% банковских ставок, эффективная ставка – 7%. Но она постоянно падает, так что скоро мы приблизимся к точке, когда отрасль снова начнет инвестировать.
– «РУСАГРО» обновила стратегию. Какие теперь у компании приоритеты?
– Наша стратегическая концепция заключается в том, что в СНГ на сегодняшний день из-за больших транзакционных издержек, неэффективности рынков существует огромная маржа между полем и полкой. Мы хотим ее захватить, потому что это огромная маржа, кроме того, уменьшение рисков. Но если ситуация изменится, концепция может поменяться.
Стратегия 2014 г. заключалась в повышении операционной эффективности заводов и развитии человеческого капитала, сейчас мы смотрим на международную экспансию и развитие новых технологий. Это будет новое направление развития нашей компании. Мы сейчас одобрили проект по производству собственных семян с помощью биоинформатики, активно интересуемся вопросами селекции свиней, изучаем вопрос по полуавтоматическому сельскому хозяйству. Если совет директоров одобрит проект, мы, возможно, станем мировым лидером в области полуавтоматического растениеводства. Также смотрим на технологию по созданию автоматического производства на заводе. Это четыре главные технологии, которые мы изучаем. Вообще, в мире идет технологическая революция. Все, что связано с life sciences, с науками о жизни, куда относятся и животноводство и растениеводство, очень интересно.
– Означает ли это, что компания готова пойти в селекцию?
– В том числе.
– Вы не хотите быть зависимыми?
– Нет, мы видим огромные перспективы повышения прибыли за счет выведения более правильных семян для России.
– Но вы же не будете конкурировать с одним из крупнейших производителей семян в мире – швейцарской Syngenta?
– В России – будем, пусть не во всех культурах. В первую очередь речь идет о сахарной свекле.
– Почему? Глобальные компании не до конца понимают специфику российского рынка?
– Можно и так сказать. Плюс вопросы ГМО. Мы считаем, что сегодня можно создать более хорошие семена, но никто из крупных компаний этим не занимается.
– Что такое хорошие семена?
– Упрощая, это семена, которые помогут нам получать больше сахара с гектара. Мы хотим иметь семена для разных условий, близкие к идеальным. На сегодняшний день на рынке такого предложения нет. Та революция, которая произошла в математике, биокибернетике и генетике, позволяет это сделать не с такими большими затратами.
– Ранее вы говорили, что компания очень недооценена, и вы два раза объявляли buy-back своих акций. Планируете ли вы выкуп акций или даже вообще уход с биржи?
– Наш основной акционер, Вадим Мошкович, видит ценность в публичности и считает, что компания должна оставаться публичной. На совете директоров мы обсуждали buy-back достаточно давно, но независимый член совета директоров против, потому что считает, что это уменьшит ликвидность. В ближайшее время, до особого решения акционеров, проводить buy-back мы не будем. Третье – я считаю, что цена акций для компании быстро растущей, платящей дивиденды, с хорошей ликвидностью слишком низкая. Я сам покупаю, и это показывает, что, по моему мнению, акции недооценены.
– Вы продолжите покупать акции с рынка?
– Я рассматриваю такую возможность. Но все зависит от ситуации на рынке, мои возможности тоже небезграничны. В ближайшее время мы планируем встречи с крупными инвесторами. Думаю, что наша компания в скором времени будет более справедливо ими оцениваться. Нас сегодня покрывают два банка – ВТБ и «Открытие», но мы будем работать над тем, чтобы расширить аналитическое покрытие, работать с новыми инвесторами. Компании не нужен капитал, мы платим дивиденды, по итогам 2014 г. мы заплатили 5 млрд руб. На последнем совете директоров было принято решение платить дивиденды раз в полгода. 2 сентября у нас будет совет директоров, и там, наверное, будет принято решение о следующих дивидендах.
– Вопрос SPO не обсуждается?
– Это зависит от акционеров. Я продавать акции не планирую.
– У вас есть какие-либо ограничения по доле?
– Никаких ограничений нет.
– Вадим Мошкович возглавил совет директоров «РУСАГРО». Будет ли в связи с этим что-то меняться в управлении компанией?
– Трудно сказать, но пока ничего не изменилось.
– В пояснении к решению говорилось, что совет директоров согласился с тем, что так будет лучше для компании. Что это означает?
– Основной акционер принимает активное участие и лично организует работу совета директоров. Раньше этим занималась его жена, присутствие Вадима в совете директоров его усиливает.
– Значит ли это, что компания как-либо поменяет тактику?
– Не значит. Скорее более активно, быстро и откровенно идет обсуждение вопросов.
2 )
КОММЕНТАРИИ