Первый вице-премьер России Андрей Белоусов дал интервью РБК:
О новой волне импортозамещения
«[В пандемию] мы очень сильно ощутили зависимость от импорта в некоторых областях экономики. У нас было несколько волн импортозамещения, тем не менее это все не до конца [реализовалось]. У нас в промышленности сейчас оценки критического импорта составляют около 1 трлн руб. в год, то есть это импорт, где его трудно заместить. Сейчас как раз в этой связи активизируется снова программа импортозамещения. Все это будет для того, чтобы снизить зависимость. Я сейчас даже безотносительно санкций говорю. Это просто тонкая такая паутина взаимоотношений, которую сверху даже и не видно. Но когда эта паутина начинает рваться, то мы сразу видим, где на самом деле возникают риски. Слава богу, нам удалось эти риски пройти более-менее спокойно. Но вот импорт, состояние запасов, кооперационные связи, значительная часть из которых уходит за рубеж! Мы все-таки уже открытая экономика, гораздо больше, чем даже мы сами о себе думали, мы в этом убедились. Плюс движение кадров через границу — тоже оказалось очень большой проблемой».
О росте цен на продукты
«Тема действительно тяжелая. Мы, честно скажу, не думали, что эта волна возникнет в конце 20-го года. То, что что-то произойдет, ожидалось, мы готовились к этому, но думали, что это будет в текущем году — в 2021-м. А волна эта началась и почти одновременно достигла нас примерно с октября прошлого года, когда пошли вверх цены на зерно, на минеральные удобрения, на металлы, там целый ряд. Почему? Потому что, с одной стороны, многие страны, прежде всего Соединенные Штаты, европейские страны, практически все, резко ослабили денежно-кредитную политику в условиях кризиса и в условиях пандемии. И не просто ее ослабили, но еще и много денег влили населению в потребительский спрос. С другой стороны, в условиях пандемии так или иначе упало производство потребительских товаров в мире. И у нас вот эта вилка, которая возникла, вызвала действительно рост цен. Причем в Европе многие страны привыкли вообще к нулевой инфляции, у них не было роста, кое-где даже была дефляция, с минусами. Сейчас в очень многих странах порядка 2%. Для них 2% — это примерно то же самое, что у нас 10%. В Соединенных Штатах таргет 2%. Там 2,5% — это уже зона волнения, уже нужно что-то думать, все смотрят на Федрезерв, что он будет делать, будет ли он ужесточать политику, дергать ставку. В этом году, скорее всего, в Штатах инфляция будет в районе 4–5% по году. Это для них небывалая история, просто небывалая, хотя сами они пока дают гораздо более низкие оценки. По последним данным, в апреле годовая инфляция в США достигла 4,2%, максимума с 2008 года.
Это все, естественно, пришло и к нам. У нас тоже мягкая денежно-кредитная политика, у нас тоже достаточно много денег раздали. Хотя я все-таки считаю, что в условиях, когда у нас заработки подсели, то, что мы деньги раздали, — это все-таки мало сыграло на инфляцию, но тем не менее то, что ослабление денежно-кредитной политики произошло, — это факт. Но главная причина, конечно, — это перенос, прежде всего по тем каналам, где был экспорт.
Дальше у нас те, кто вообще никогда ничего не экспортировал или экспортировал очень мало: например, те же самые производители сахара, увидев эту ситуацию, начали выносить сахар из страны, усугубляя те проблемы, которые есть здесь. Поэтому для того, чтобы это все остановить, мы пошли на нерыночные меры в виде соглашений между производителями отдельных видов сельхозпродукции, это прежде всего касается тех [отраслей], где более-менее концентрированные производства. Это касается сахара, растительного масла, там, где начинался этот рост, и торговли».
«[Соглашения о заморозке цен], безусловно, сработали. Есть проблема выхода из этой ситуации: она по каждому рынку своя. Мы сейчас с 1 июня выходим из соглашения по сахару. Но, насколько я понимаю, компании все равно собираются удерживать цены в обозримом будущем, потому что они достаточно понимают последствия. Плюс будет интервенция сахара. Мы скупили. На мировом рынке сейчас сахара нет, просто нет. Его сейчас закупали с огромным трудом, собирали этот сахар со всего мира, все раскуплено.
Остановили сейчас экспорт гречки. То же самое, тоже из-за того, что цены подскочили».
O путях решения проблемы бедности
«Проблема бедности связана не столько с ценами, сколько с низкими доходами у значительного количества людей, с безработицей, которая у нас выросла и пока не рассосалась. Пока еще приходится прилагать достаточно большие усилия даже для того, чтобы это все пришло в норму в соответствии с поручениями президента, который дал команду, чтобы к концу этого года у нас все нормализовалось на рынке труда.
Проблему бедности решить сейчас нет другого способа, кроме введения пособий для тех категорий людей, которые оказались в трудной жизненной ситуации. Ну нет просто. Слава богу, мы научились таких людей идентифицировать и быстро до них доводить деньги. Системно этот вопрос мы собираемся решать созданием так называемого социального казначейства. У нас казначейство на самом деле сейчас видит каждое домохозяйство. И прекрасно может посчитать, оценить, какие там реально доходы, какое имущество и так далее.
И настроить поддержку тем домохозяйствам, которые нуждаются в этой помощи, — это основная задача, которая, я думаю, будет решена в самое ближайшее время. Об этом и [премьер-министр] Михаил Владимирович Мишустин говорил, этим занимается [вице-премьер] Татьяна Алексеевна Голикова, там все будет решено абсолютно. Как только это будет создано, адресная поддержка реально станет адресной.
Cейчас она у нас категорийная, по категориям дается. Хотя настройка существует, но тем не менее много попадает, достаточно много, я думаю, от 20 до 30% мимо цели. Вот эту часть [надо] настроить.
Плюс, конечно, настройка прожиточного минимума, МРОТ [минимального размера оплаты труда], очень важно обеление в части малого бизнеса. Там все-таки 17 тыс. наемных работников занято — очень многие там на самом деле сидят на минимальной заработной плате и попали из-за этого [во время ковидных ограничений]».
Об экономике после пандемии
«В мире сейчас только начинается, с моей точки зрения, очень быстрая переструктуризация рынков. И у нас появились уникальные возможности сейчас зайти на эти рынки, куда в принципе раньше мы просто не имели доступа. Это касается прежде всего оборудования. Я считаю, мы можем очень быстро прорваться в автомобилестроение, как это ни парадоксально, особенно с гибридными двигателями, особенно с водородом».
«Многие игроки [в мире] стали понимать, что нужно больше диверсифицироваться: нельзя класть все яйца в одну корзину, нельзя оперировать только устоявшимися связями, нужно иметь новые связи, новые площадки и новые точки опоры. А поскольку Россия показала себя в пандемию, чтобы про нас ни говорили, очень хорошо с точки зрения сохранения работоспособности базовых структур — в отличие от Европы и тех же самых Соединенных Штатов, — то, конечно, сейчас многие смотрят на Россию с этой точки зрения. Ситуация, в которой мы оказались в прошлом году <...> послужила триггером и таким ускорителем, катализатором, если угодно, очень многих процессов, которые и так шли. Самая очевидная вещь — цифровизация. У нас все бросились сейчас в цифровизацию. Целые сферы нашей жизни, где мы бы, наверное, [в отсутствие пандемии] десятилетиями занимались развитием «цифры», генерацией и обработкой данных, там сейчас это буквально происходит за год, даже за месяцы. Мы никогда раньше не смогли бы довести до людей или до малого бизнеса, до такого количества людей, до десятков миллионов человек, буквально за месяц денежные средства так, как мы это делали в прошлом году».
Мы реализовывали сначала систему грантовой поддержки малого бизнеса — два раза, было две волны. А потом систему так называемую ФОТ 2.0, которая охватила, между прочим, 5,4 млн занятых. Вся инфраструктура была развернута буквально за две недели силами ФНС. Была сделана огромная система, огромная работа проведена, подключились все банки, которые в этой программе участвовали, и все было запущено».
О новых принципах рынка
«Существует большое количество работ, научных прежде всего исследований, которые показывают, что цифровизация, обработка данных меняет сами принципы существования рынка. Владение информацией становится ключевым фактором функционирования рыночных структур. Другое дело, что базовые принципы, некие базовые основы поведения людей все равно должны остаться неизменными.
Но фактор, связанный с цифровизацией, — раз, фактор, связанный с международной миграцией, — два, фактор, связанный с движением капитала, — три — это все до такой степени изменяет систему функционирования, что трудно найти, что общего между рынками первого 20-летия XXI века и рынками, которые я застал, — 70-80-х годов.
Просто другая система создается. Роль государства в этой ситуации очень неоднозначна, ее надо осмысливать. Мы знаем нерешенные проблемы, что делать с такими крупными цифровыми гигантами, как Google, например, или Amazon, которые функционируют принципиально трансгранично. Как их регулировать и к какой регуляторике они относятся? По объемам ресурсов, которые они аккумулируют, они вполне сопоставимы со средними национальными государствами: по объемам ВВП, условно говоря, и добавленной стоимости применительно к компаниям. Этот вопрос не решен на сегодняшний день. А из этого вопроса вытекает следующий: а как тогда обеспечивать социальные гарантии. Этот вопрос стоит в полный рост перед всеми странами, особенно в условиях демографических сдвигов, когда идет пенсионное старение населения. Как с этим быть тогда?
Я надеюсь, что все-таки коллективный разум мировой — это не только наша проблема, а общая проблема — дойдет до этого до всего. Цифровой налог [взимается с транснациональных ИТ-компаний рядом стран за доходы, получаемые с их граждан] вот сейчас начинается, сильно надо над этим думать».
О правительственной «стратегии изменений»
Из полутора лет [с момента утверждения нового правительства] не меньше года мы занимались тем, что боролись с нашествием вируса. Но тем не менее, я считаю, что есть продвижение в целом ряде сфер, где было трудно даже рассчитывать на продвижения.
У нас сейчас очень большое продвижение в «цифре», прежде всего в цифровизации госуслуг и отношений «государство-человек». Я считаю, очень большой перспективный прорыв был совершен в части СЗПК, соглашений о защите и поощрении капиталовложений. Эта форма несколько лет готовилась, но, слава богу, сейчас выстрелила. Мы отработали целый ряд методик, новых методов, механизмов, инструментов по отношению к малому бизнесу. Я могу довольно долго перечислять, что здесь есть.
Что касается системности, всей системной истории, то тоже впервые на моей памяти сейчас четко сформулирована программа изменений: то, что мы должны именно сделать. Михаил Мишустин любит цитировать Эйнштейна, который сказал, немножко перефразируя, что если ничего не менять, то нельзя думать, что произойдут хоть какие-то изменения. Для того чтобы произошли изменения, нужно что-то поменять. Стратегия изменений сейчас впервые сформулирована в виде примерно 50 инициатив. Скоро, буквально в конце июня, это все будет презентовано, выдано для обсуждения. Хотя очень многие люди и так принимали в этом участие, сотни экспертов».
2 )
КОММЕНТАРИИ